“Рождение экзекутора”, автор Марика Становой

---

Глава 1. Неудачная тренировка

* * *

Вдо-о-ох и выдох.

Крошка расслабилась. Дыхательная маска облепила лицо противной медузой, затекла в уши и не давала открыть глаза. Тело утоплено в проводящем растворе и надежно закреплено. Не пошевелиться. Голову сжимает обруч с пронзившими мозг электродами. Но разум… Разум свободен.

Вдох, выдох.
Оставленная лаборантом глубокая круглая рана в подреберье зарастала, распространяя по всему телу волны тягучего тепла и тупой, густо-малиновой, пульсирующей боли регенерации. Крошка отстранилась от этого привычного и даже ласкающего ощущения боли — тело само знает, что делать. А она пока отдохнет, ощущая себя маленькой капелькой, укрытой где-то внутри её собственной головы, за глазами. Капелька прячется, сжимается и самым кончиком длинного хвостика боязливо трепещет, касаясь вздрагивающего сердца. Вдох, выдох.

«Крошка, ты готова? Я вижу: рана уже зажила».

Проверка всё ещё продолжается, и впереди самое трудное. Крошка всхлипнула, но тут же почувствовала, что Джи взял ее всю целиком в теплые фантомные ладони, успокаивая и ободряя.

«Да, я готова».

«Найди Вика».

Крошка выпустила мысленный скан, облетая по спирали подземные этажи базы и лаборатории — всё было серым в ментальном зрении. Светящиеся ауры людей и ажлисс… Казармы, гаражи, столовые и мастерские… Дальше! Многоцветье огоньков живых существ, глухое эхо андроидов и предметов, абрисы помещений и зданий. Императорские покои, жилые секторы, офисы и служебные помещения…

Еще дальше…

Арена, полигон, станция подземки, дорога в город… Люди, животные в парке… Выше…

А! Над полигоном висит маленький флаер, и в нём — мягкая и привычная аура Вика, секретаря императора. Крошка безмолвно окликнула его, тронув волоконцем мысленного контакта.

«Привет, Крошка! — отозвался Вик. — Уже? Начинаем?»

«Да».

«Следуй за мной!» — Вик медленно полетел прочь.

А её тело вдруг захлебнулось и выгнулось дугой, будто заживо сгорая в раскаленной магме, в которую превратился электролит. Крошку затопила жгущая боль, взрывающая тело и голову. Крошка металась, пытаясь улететь вслед за мыслью. Тянулась и билась, но не могла вырваться. Она была прикована намертво.

«Мысль свободна», — говорил Джи. «Прими боль, — говорил Джи. — Пропусти боль сквозь себя, стань болью, и она поможет тебе, подтолкнет вдаль. Освободит скрытую силу».

Но Крошка не могла. Боль не освобождала. Этот кошмар выедал тело изнутри и снаружи, а она билась в своей материальной оболочке, обгорала бабочкой в костре. Крошка чувствовала Джи совсем близко: протяни руку — и коснешься. Он мог бы помочь! Но Джи закрылся. Она должна сама.

«Ищи Вика!» — ударило мысленное напоминание.

Вик потерялся. Она забыла про Вика. Крошка тянулась к Джи и не могла выбраться. Не могла прорваться сквозь монолит ужаса, раздавивший её волю, силы и желания. Остались только страх и боль. И она, сжавшись в маленькую песчинку, безвольно упала во всеобъемлющий мрак…

Тьма неслышно зажурчала стекающим электролитом, обнажила мокрую холодную кожу и ушла. Крошка очнулась и сразу же задохнулась слезами под маской. Тестер пережёвывает её вот уже десять лет, а она всё не привыкнет! Непроизвольно дернулась всем телом, пытаясь вырваться из пут. Проверка закончилась, но боль продолжала вгрызаться в тело и душу, перемалывая каждую клеточку. Крошка заметалась мысленным сканом, нашла Джи — и он ответил, обволакивая ее любовью и нежностью. Пустил её к себе и мысленно обнял, окутал своим сознанием. Внушением спрятал боль, согрел, замещая реальные чувства её тела фантомами ощущений.

— Хакисс, результаты такие же, как и полгода назад, — Джи снял с её лица маску и убрал ментальное воздействие. — Ты уже достаточно опытная, но никак не хочешь сделать последнее усилие, чтобы выпустить скан в полную силу.

Крошка всхлипнула. Опять она его подвела! И быстро взглянула в синие глаза императора, боясь смотреть сканом.

— Зачем ты паникуешь? — Джи подвинулся, пропуская к тестеру лаборанта, и благожелательно склонил голову. Темная прядка волос соскользнула на высокий лоб. На базе император сохранял свой естественный внешний вид молодого худощавого мужчины. Только высокий рост и правильность черт лица выдавали в нем ажлисс. В облике солидного ширококостного дядьки с вечно-седеющей бородкой — Императора нашего, Живого Бога и Отца народов — Джи появлялся только на официальных мероприятиях. — Ничего же страшного не происходит, ты не можешь умереть в тестере. И даже если умрешь, то это не смертельно, — тонкие губы Джи едва дрогнули, обозначая улыбку.

Хакисс отвела глаза, пытаясь собраться с мыслями, с силами. По голому телу пробежал озноб. Он назвал её Хакисс, не Крошкой, значит, действительно всё совсем плохо.

Чаша тестера бесшумно повернулась и встала вертикально. Лаборант ослабил крепления, и Крошка ступила неверными ногами на скользкий пол. Дрожа вытерла слёзы и уткнулась лбом в грудь Джи. Он не любит, когда она плачет.

Джи выдернул у стюарда мохнатую простыню и отослал его за обедом. Завернул Крошку с головой в уютное тепло и подхватил на руки.

Крошка расслабилась и положила голову императору на плечо. «Прости, у меня не получается. Это слишком больно».

Говорить вслух не было сил. Хотелось забыть ослепляюще-белый зал лабораторий, всю эту императорскую базу вместе с бесполезными тренировками. И вот так раствориться в нежности и надежности, тепле и любви, исходящих от её Бога. Просто перестать быть.

— Ты должна пересилить себя. Пропустить боль сквозь себя, стать ей. И тогда ты расширишь свои возможности. Ты права, десять лет учебы, а ты сопротивляешься и боишься сделать еще один шаг, а я не могу понять, почему ты не хочешь. Ты же знаешь, что потом всё будет хорошо.

«Я сделаю тебе хорошо», — добавил он мысленно, убаюкивая внушенными нежными прикосновениями и фантомом счастья.

— Прости… — она не открывала глаз, погруженная в душевный контакт. Выдохнула и прижалась: вот так слиться и остаться навсегда… Выпустила тонкий усик мысленного скана… Нет, Джи идет не в императорские покои, а наверх, в старые казармы! К ней в комнаты. Это тоже нехорошо. Она надеялась, как обычно, после теста отдохнуть вместе с Джи — он бы её утешил, дал сил после убивающей проверки.

Они поднялись на маленьком лифте в коридор наземных казарм. Джи, на мгновение прижав ее покрепче, стремительно прошел в узкие двери и сел на кровать. Крошка потянулась и прижалась губами к его шее, продолжила мысленные ласки легкими поцелуями. Потом, вдыхая обожаемый запах, стремясь оставить его с собой, остаться с ним, в нем, быстро тронула языком кожу под его скулой. Выпустила из-под языка короткую мясистую трубочку жала и, посылая робкий вопрос, пугливо царапнула острым костяным кончиком. Она ненавидит пить кровь, но, может, так она упросит его не уходить?

«Можно?»

— Нет, — Джи столкнул ее на постель и встал. — Умойся и поешь нормально. Как полагается. Потом можешь отдохнуть. Учись сама восстанавливать свои силы.

— А ты не побудешь со мной? — слова вырвались сами. Она знала: уговаривать и просить не имеет смысла. Снова испугалась. Опять попросить прощения? Закуталась в одеяло и затихла в ожидании.

— Нет. Я недоволен тобой.

Джи, старательно пряча сожаление, разорвал ментальную связь, закрылся и ушёл к лифту.

Конечно, она могла бы дойти и сама. Сильнее прочувствовала бы свою вину. Но ему захотелось, может, в последний раз погрузиться в источник чистой любви. Шестая Крошка на удивление наивна и, возможно, слишком зависима. Прикоснуться к ней — словно погладить маленького доверчивого зверька. Дотронешься биополем — и получишь квинтэссенцию счастья прямиком из её глупенькой души. Несёшь её, и кажется, вот она — готовая цель и долгожданный результат! Но любой детёныш вырастает, и Крошка уже близка к взрослению… Пришло время проверки и этого вполне удачного образца. Еще немного и станет ясно: не зря ли он потратил десять лет, дрессируя её — шестого официального экзекутора. Она-то считает, что она первая и единственная. Но в каком-то смысле такая крошка у него первая. Хотя первых двух ажлисс, которых он смог инициировать до уровня экзекутора, пришлось уничтожить. Третий ненадёжен, четвертый сошёл с ума, пятый — дурак-дураком…

Вместо того, чтобы вернуться на свое рабочее место в лабораторию морфологии, Джи спустился прямым лифтом из казармы в бордовый отсек. Прошёл по длинному коридору и закрыл за собой непроницаемые и закодированные двери крошкиного тренажерного зала. В это время на этаже можно было встретить только андроидов и роботов техслужбы с откорректированной программой, которая его не регистрирует.

В дальнем углу, за тиром, открывалась тайная нора в личные императорские покои. Джи закрыл глаза и переключился на видение сканом. Еще двадцать минут быстрой ходьбы в кромешной тьме изощрённо сконструированного прохода — даже при свете тут можно переломать ноги — и Джи сбросил в ладонь браслет коммуникатора. За дверью комнатка Эжа, его личного стюарда. Джи послал код через комм, усыпил андроида и открыл дверь.

Эж тихо лежал на полу прихожей с закрытыми глазами, сложив расписные руки на груди. Вот она выгода биомеханических слуг: подправил память и словно ничего не было. Он проверяет андроидов регулярно, но Джул всё равно исхитряется воткнуть передатчики во всё и всех. Давно бы сделал ей еще одну смертельную аварию, но пока нет замены. «Боевая подруга императора», его регент на планете Карао Джул умудряется выкашивать всех перспективных нейробиологов. И ничего не докажешь. Все кругом телепаты, но никто ничего не видел. Тем более что главная виновница — изобретательница нейроошейника — всё ещё нужна ему лично. Знания можно перелить в другой мозг, но как перельёшь способность понимать эти знания? Способность оперировать этими знаниями?

В кабинете Джи надел шлем полного погружения и лег в кресло. Сверил часы — пришло время редкого контакта с Гайдерой.

Мысленно вошел в систему, присоединился к порталам и послал сигнал сквозь бесконечную тьму космоса.

«Крис?»

«Приветствую, мой император», — перед внутренним взором Джи появился абрис экрана и на нём изображение широкоплечего ажлисс в полумаске, скрывающей нижнюю половину лица.

«Пришло время для ключа, как мы договаривались. Крошка не раскрывается. Я подменю невесту Вседержителя. Вместо запланированной девушки приедет экзекутор. У тебя все готово?»

«Я всегда готов, — ажлисс склонил голову в знак согласия, продолжая смотреть исподлобья. — Но я бы хотел знать, как ты защитишь меня, если я раскрою твою Крошку».

«Она будет заблокирована нейроошейником, и её скан останется на уровне ажлисс. Избегай телесного контакта и не позволяй дотрагиваться до неё никому из наших. А твой дневник я скорректирую. При таком обилии информации, которая в него пишется… Дыру практически невозможно заметить, а чтобы доказать, что там что-то убрано, надо сначала найти этот разрыв, то есть просмотреть огромные куски записи в реальном времени».

«Я обещал, и я сделаю, что обещал. Но помни: я иду на преступление из-за тебя».

«Перестань. Это не первое твоё преступление и, я уверен, не последнее. Тебе это нравится, я просто даю тебе возможность расслабиться так, как тебе нужно. Дознаватели же при следующей исповеди ничего не поймут: ты должен запомнить, что работал по личному приказу императора и для государственных нужд. К тому же дознаватели еще не скоро к тебе придут — недавно тебя проверяли. Потом все забудется, сгладится. Если возникнут еще проблемы, то я их решу».

«Я даже не сомневаюсь, что ты вывернешься! Как после смерти Джи — ты тогда вынул из кармана трюк с замкнутыми на себя порталами. Но когда ты успеешь её натаскать? Здесь слишком запутанные ритуалы, невесты учатся годами. Я сам почти год готовился и то, когда заменил собой стражного, несколько раз чуть было не прокололся».

«Не бойся, она хорошо приспосабливается и пробудет в Цветнике недолго. Яр сообщил о девяностопроцентной готовности».

«А как ты ее заберешь, если она раскроется?»

«Крис, это не твое дело. Приготовься к приему».

«Слушаюсь, мой император!» — ажлисс в маске старательно изобразил поклон и отключился.

Джи убрал шлем в стол, вышел в зал заседаний, оттуда активировал стюарда и направился в лабораторию морфологии. Его научные проекты по оптимизации генома никто за него делать не будет.

Каждый ажлисс, проверенный дознавателями до самых потаенных уголков души и совести, старательно работал на своем месте. Каждый человек не менее старательно трудился на своём месте, мечтая стать ажлисс или хотя бы умереть в глубокой старости, в мире, где нет угрозы войн или болезней. Сложный, но выверенный механизм Империи успешно жил и функционировал даже когда император углублялся в свои любимые научные исследования, отрываясь от дел государственных. Даже когда император тайно и в одиночестве уезжал в глушь или, изменив внешность, уходил в народ и жил месяц-другой жизнью простого гражданина, отдыхая от всех и вся. Но что случится, если всё-таки его убьют? Вот хотя бы если Джул всё-таки сможет уничтожить его? Тогда его душа попадет в настроенный на его биополе крилод. И кто угодно сможет оживить его, вырастив ему новое тело в инкубаторе и переселив туда его душу. Джи передёрнулся. Снова очнуться беззащитным где-нибудь в клетке? Одна надежда, что никто кроме Крошки, не найдёт его крилод. Материк Геарджойя огромен, пустоши на нём необъятны… Одно плохо — эта дурочка не должна знать, зачем она нужна. Частичка императора! Рука Бога… Он сам сильный экзекутор, он чувствует слабое эхо своего крилода из тайника в пустошах. Чувствует, если сильно сосредоточится. Но он же не сможет сам себя найти, если будет в этом крилоде… А кругом сплошные телепаты, но верить нельзя никому. Шестая Крошка так по-детски наивна. Так беззаветно его любит… Что тоже порядочная глупость. Если случится переворот, то революционеры в первую очередь истребят всех, кто предан ему. Надо с этим тоже что-то делать. Из влюблённой дуры можно за пару секунд сделать дуру ненавидящую, но сможет ли тогда она послужить его цели и выполнить долг? А ненависть должна быть искренней, чтобы любой дознаватель подтвердил.

Джи вздохнул и прислушался: Крошка усиленно страдает и не слышит его осторожный скан. Ребенком она ловила даже мимолётный контакт, а сейчас распустилась. Умеет гораздо больше, но стала небрежной и невнимательной.

На Гайдере же всё готово. Можно испробовать классический способ стимуляции экзекуторских способностей. С тем, кого она не будет беречь и охранять. В ком не будет искать спасения. Будет жаль, если всё напрасно, если Крошка не раскроется. Тогда она будет не нужна. И придётся снова искать, снова учить… А времени для игр с экзекуторами всё меньше.

* * *

Вернешься, вернешься, по пыльным холодным дорогам

По серым пескам, утонувшим в седой тишине,

По боли разбитых судеб, по векам, облакам и тревогам,

Сквозь алые капли огня или слез ты вернешься ко мне…

Из баллад Марка Шейдона.

* * *

В маленькой комнате на огромной кровати будто взорвались пустота и одиночество.

Словно в первый день.

Словно она опять маленькая неумеха! Потерянный ребенок!

Хакисс расплакалась: не получается у неё стать настоящим экзекутором! Она не может даже научиться спокойствию! Он ушел, бросил её, а без него совершенно невозможно! Она знает, что всё пишется в дневник — и пусть! Он увидит, как ей было плохо! А что если система указала не того ребенка? И она никогда не сможет? И всё зря! Хакисс отшвырнула подушку и вскочила с кровати.

Выхватила из шкафа домашнюю одежду теломорфы Стива. Не расстегивая застежку на плече, продрала голову в горловину, рывком натянула штаны и выскочила на террасу. Ну и пусть! Она уйдет на остров! Только зверики любят её — удачно она проходит испытанием или нет!

На берегу озера толпились около двадцати отдыхающих гвардейцев. Целый отдел. Делать им прямо с утра нечего? Кто-то плавал, а остальные валялись на берегу или играли в «кривой мяч»: над водой левитировала мишень, по которой надо было попасть летящей по синусоиде битой. Хакисс напустила на них фантом, одурила гипнозом, заставила не смотреть в её сторону, не видеть, и пробежала вокруг пляжа по короткой траве лужка к маленькому мысу у самого леса, через кружевной мостик на звериный остров. В её личную сказку. Её собственный мир.

Выросшие вместе с ней и теперь достающие головами прямо под опущенную руку Тигра, Дракошка и Единорожик сразу выбежали навстречу, как только она переступила невидимую границу и, всхлипывая, остановилась на теплом белом песке перед тремя цветными домиками.

— Не плачь, — белый Единорожик склонил голову, и из его глаз покатились редкие крупные слёзы.

Хакисс протянула руки, и Тигра прыгнула в её объятия, замурчала, обхватила лапами. Быстрый горячий язык суетливо вылизал глаза.

— Не пла-а-ачь, — Тигра положила голову хозяйке на плечо и лизнула в ухо.

— Я не могу!

Хакисс влезла в тигриный домик, прижимая к себе пушистого зверька, чье сердце билось в унисон с её собственным… Упала на овальную подстилку тигриного гнезда и изо всех сил вцепилась в любимую игрушку, как в спасительную скалу во время шторма. Единорожка с Дракончиком заскочили следом, легли рядом, утешая и нашёптывая свои игрушечные глупости.

Она хотела так и уснуть, в объятиях своих игрушек, но пришел Ри, её стюард.

— Я тебя сейчас вымою, накормлю, и ты поспишь. Горячая ванна тебе поможет, ты согреешься и отдохнешь. А вечером идёшь в город, у тебя по плану прогулка.

— Отстань, я ничего не могу и не хочу! — выбираясь из тигриного убежища, ответила Хакисс. Обязанности! Даже личное время — и то всё расписано заранее!

— Крошка, ты единственная, кто может! Ты немножко постараешься, и император будет гордиться тобой. Ведь ты его частичка, — Ри взял её на руки.

Хакисс спрятала лицо на плече у стюарда и снова одурманила играющих гвардейцев. Ещё не хватало, чтобы эти веселящиеся лбы видели заплаканного экзекутора, бегающего туда-сюда.

Но стоило Ри войти в её комнату, как Хакисс вывернулась и встала на ноги.

— Что я, ходить не могу?

Она потащилась в гигиенический угол, занимавший почти треть комнаты.

— Забирайся, я тебя вымою, — снова забубнил Ри. — А ты согреешься в воде и поешь, а я в это время высушу и заплету тебе косу.

— Уймись!

Хакисс возвела глаза к потолку, легла в успокаивающее тепло и положила голову на подставку. Внушенная боль исчезла сразу, как только выключился тестер. Рана, откуда брали пробы тканей, тоже заросла еще во время проверки. Но чувство, что её душу разорвали, а потом кое-как запихали обратно, это странное ощущение саднило вперемешку с обидой и обречённостью. Хотелось сделать себе больно, всадить нож в подреберье! Чтобы Джи пожалел, утешил, сделал хорошо… Она же его частичка!

Вялая после горячей купели, она позволила стюарду перенести себя на кровать, затащила его под одеяло и уснула в объятиях андроида, привычно слушая его сердце.